А летом я прочитала роман-антиутопию Евгения Замятина "Мы". Колоссальное впечатление, особенно принимая во внимание время написания - 1927 год. Дневник от первого лица о безупречном сверх-тоталитарном обществе, написанный причудливым угловатым авангардным языком. Я даже не знала о существовании этого произведения, тогда как Оруэлл практически списал свой сюжет с Замятина.
Почему же, - думала я после прочтения, - "1984" стал бестселлером, а силыный, новаторский "Мы", литературно на порядок выше, знают меньше? Именно замятинской книге положено продаваться на всех углах, и именно по ней должны ставиться авангардные пьесы "со спецэффектами" в центральных лондонских театрах.
Трудности перевода. Язык, русский литературный, использован как дополнительный (и возможно даже самый эффектный) инструмент нагнетания и поражения. Синтаксические структуры модифицированы до такой степени, что при чтении физически ощущаются острые углы, препятствия, геометрические формы. Весь текст - одна большая метафоро-гипербола. В какой-то мере стиль близок Маяковскому, только в прозе, но причудливее, хлеще.
Кто не знает, почитайте сцену первой любви (орфография и пунктуация автора):
« Я молча смотрел на нее. Ребра – железные прутья, тесно… Когда она говорит – лицо у ней как быстрое, сверкающее колесо: не разглядеть отдельных спиц. Но сейчас колесо – неподвижно....
Тяжелая, скрипучая, непрозрачная дверь закрылась, и тотчас же с болью раскрылось сердце широко – еще шире: – настежь. Ее губы – мои, я пил, пил, отрывался, молча глядел в распахнутые мне глаза – и опять…
Полумрак комнат, синее, шафранно-желтое, темно-зеленый сафьян, золотая улыбка Будды, мерцание зеркал. И – мой старый сон, такой теперь понятный: все напитано золотисто-розовым соком, и сейчас перельется через край, брызнет —
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью точному непреложному закону – я влился в нее. Не было розового талона, не было счета, не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне золотые глаза – и через них я медленно входил внутрь, все глубже. И тишина – только в углу – за тысячи миль – капают капли в умывальнике, и я – вселенная, и от капли до капли – эры, эпохи…
Накинув на себя юнифу, я нагнулся к I – и глазами вбирал в себя ее последний раз.
– Я знала это… Я знала тебя… – сказала I очень тихо. Быстро поднялась, надела юнифу и всегдашнюю свою острую улыбку-укус. – Ну-с, падший ангел. Вы ведь теперь погибли. »
И еще одна, в медпункте:
« Двое: один – коротенький, тумбоногий – глазами, как на рога, подкидывал пациентов, и другой – тончайший, сверкающие ножницы-губы, лезвие-нос… Тот самый.
Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия – что-то о бессоннице, снах, тени, желтом мире. Ножницы-губы сверкали, улыбались.
– Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда «душа в душу», «равнодушно», «душегуб», но душа —
– Это… очень опасно, – пролепетал я.
– Неизлечимо, – отрезали ножницы.
... – я схватил его за руку. Я слышал сейчас: из крана умывальника – медленно капают капли в тишину. И я знал, это – навсегда. Но все-таки почему же вдруг душа? Не было, не было – и вдруг… Почему ни у кого нет, а у меня…
Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг.
– Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни только лопаточные кости – фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны – есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда: мы – прилетели, мы – нашли. Не так ли?
Я растерянно кивнул головой.
Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно. Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня.
– В чем дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) – я вам говорил: надо у всех – у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия…»
Язык опасный: читающий может захлебнуться в метафорах. Но я перечитывала абзацами, цепляясь за каждое словосочетание. Вы только вслушайтесь: "рассмеялся остро, ланцетно"; "тумбоного протопал"; "глазами как на рога подкидывал пациентов". Genuis.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →